Я видел контрреволюцию.
В перерывах во время заседания Печерского суда меня отводили в конвоирскую комнату – пространство, разбитое на крошечные клетки, где возможно лишь стоять во весь рост. В этих клетушках были люди. Не уголовники, не шпана, не бомжи. Это были добровольцы, волонтеры, правосеки, солдаты ВСУ. Простые люди со светлыми интеллигентными лицами. Эти парни говорили между собой на живом мелодичном украинском языке. В первые секунды я даже растерялся – не сразу понял, куда меня привели. Прислушался. Они говорили о наболевшем – о Майдане, о войне, о власти. Один из них спросил у другого: «Кто это?», – указывая на меня. « Як, ти не знаєш, хто це? Це ж батько усіх добробатів», – ответил второй.
Их приводят в камеры настоящие мусора как на судебный конвейер: выводят на санкцию, и снова – приводят и увозят. На человека в среднем приходится 30-40 минут. Сотни людей, нормальных, патриотичных, обвиненных за незаконное хранение оружия, за неподчинение, за инакомыслие. Я разговорился с одним из них, которого привезли из Лукьяновского СИЗо. И он рассказал, что у него в его и соседней камерах в заточении – из 60 человек максимум двое – по-настоящему неблагополучных. Все остальные обычные украинцы – патриоты, активисты. Те, кто защищал страну. Власть превратила нашу победу в капитуляцию и наладила беспрецедентный репрессивный аппарат и теперь судит нас. Именно в этот момент я осознал, почему мне и дальше нужно заниматься политикой.
