Самым негативным общим итогом 15 лет нахождения Путина у власти является разрушение государственных институтов и их дискредитация. Выборы, политические партии, парламент – это всё утратило как уважение в обществе, так и практический смысл.
Понятно, что выборы делаются Чуровым, партии согласуются в Кремле, а система распределения власти не работает. Вместо этого работает качественно новое образование под название «вертикаль», завязанное на одного человека. И это является деградацией государства, потому что государство – это форма институтов, а их нет. Остался один Путин.
Володин по существу прав, правда, его слова лучше немного поправить и сказать: «Есть Путин – есть государство, нет Путина – начинается борьба кланов в диком поле». Потому что нет внятной системы передачи власти, непонятна система построения отношений между влиятельными людьми и нет никого, кто может это регулировать. Путин сделал себя «главным гвоздём», на котором весит весь тулуп российской государственности. Фактически, о «государственности» говорить уже не приходится, её нет, а осталось только «вождество». То есть временно зависимые территориальные, этнические и другие клановые группировки, соединённые в нечто общее волей одного человека.
В этом смысле Путин не так страшен, как то, что будет после него. Потому что трудно себе представить, как в таком случае будут договариваться Кадыров, Иванов, Патрушев и прочие обладатели силовых ресурсов. А другими способами, кроме силовых, обеспечить себе лояльность в «вождестве» нельзя. И таким образом Россия после ухода Путина подводится под системную катастрофу.
В качестве плюсов можно назвать построение «путинского консенсуса элит». Правда, этот консенсус гниловатый, так как выстроен на системе коррупционной скупки лояльности, а она связана с нефтяными деньгами. Как только они кончаются – вся система немедленно трещит по швам, так как региональные элиты вынуждены выполнять путинские поручения, а средств на это нет. Но это позволило сохранить государственную целостность, что в путинской системе координат, несомненно, важнее.
Ещё одна проблема, также вытекающая из вертикалестроения, – монополизация экономики и создание системы «ручного управления». В результате всё, во-первых, очень сильно зависит от одного источника, сырьевого, а во-вторых – совершенно неконкурентоспособно. Потому что если нет конкуренции, то экономические агенты должны не искать механизмы модернизации, а подбираться ближе к власти. Кто ближе к «вертикали» – у того преимущества. Но как только система власти меняется, оказывается, что все такие корпорации ужасно неэффективны, неконкурентоспособны, и вся их работа была направлена на то, чтобы понравиться людям в «вертикали», а не на развитие.
Таким образом, порушена нормальная система приёма рыночных сигналов. В условиях нормальной конкуренции человек, который неэффективно работает в своей сфере, получает от конкурентов сигнал, что он проигрывает, и вынужден принимать неприятные решения: тратиться на закупку нового оборудования, переносить центр тяжести с одного производства на другое, увольнять рабочих. То есть думать головой. А нынешняя система располагает не к этому, а к одному: если ты близок к Путину, то ты Миллер, Якунин или Сечин, а если ты далёк от него, то ты Чичваркин или Ходорковский. Экономика становится хрупкой, зависимой и, как следствие, Россия оказывается фундаментально слабой в конкуренции между странами. Упали цены на нефть – и страна должна переносить экономические трудности.
В последние годы можно упомянуть ещё украинскую эпопею, а если говорить шире – переход к советской системе идеократического правления, когда власть существует не для обслуживания населения, которое может власть менять, а для реализации какой-то сверхважной идеи. Это может быть построение коммунизма, исламского мира или воплощение идей чучхе. Но от населения в этом случае ничего не зависит, потому что власть сама ставит задачи и сама оценивает, хорошо она реализует эти идеалы или плохо. И, как правило, власть почему-то считает, что справляется хорошо. К коммунистическому будущему мы были с каждым годом всё ближе, пока не развалились.
Сейчас идеократическая модель основывается на новой идее евразийства, или построения «русского мира», или возрождения православия. Они пока не определились, но главное, что народ, как избиратели, утратил возможность всерьёз влиять на политический курс. Вместо этого ему просто объясняют, что если не Путин – то оккупация со стороны НАТО. И тут уж нет дела до улучшения качества жизни и социальных услуг. Кто против Путина – тот «пятая колонна». Это очень удобно для власти, но разрушительно для страны в целом, потому что Путин сам себе ставит оценки и навязывает их через ручные СМИ населению. В советские времена мы это уже проходили.
В целом, Путин получил страну на очевидном экономическом росте, с действующими политическими институтами, которые можно было развивать. Тогда были реальные выборы, при всех их недостатках, была реальная конкуренция элитных группировок в рамках закона. Мы видели, как боролась группа Лужкова-Примакова, представлявшая регионалов, с Зюгановым, который защищал интересы старой номенклатуры, и с самим Путиным, тогда выступавшим как представитель вестернизированного демократического крыла, продолжатель дела Собчака и Ельцина. А сейчас, 15 лет спустя, мы получаем страну без реальных политических партий, с дискредитированными выборами, страну, в которой нормальный, доброкачественный конфликт группировок переходит в советский формат «драки бульдогов под ковром». А это очень опасно, так как нет никаких оснований ожидать, что такая борьба останется в правовом поле, скорее, наоборот.
Наконец, у страны, которую Путин контролирует сейчас, нет механизмов приспособления к изменениям в мире. Сейчас они произошли, частично – по нашей собственной вине, частично – по объективным причинам. Цены на нефть упали, но никаких альтернатив у нас нет. Сидим, ждём, когда она подорожает. Путин обещал, что это произойдёт через два года, а если нет?”
